«Пропавшее детство Веры Ивановны»

Первые спецпереселенцы в Сургуте и Сургутском районе появились в 1929 г. Сколько всего репрессированных и их детей вынуждены были не по своей воле связать собственную судьбу со здешними местами, точных рассекреченных сведений, увы, не существует. По некоторым данным, их число приближается к восьми тысячам. Многие из них, став впоследствии равноправными гражданами, полюбили таежный край, поэтому продолжают жить здесь до сих пор.

Клеймо «врага народа»
Набрав в лесу полные ведра черники, уставшие, но довольные девчонки вчетвером возвращались домой. До Сургута оставалось каких-нибудь полкилометра, когда восьмилетняя Вера услышала за спиной топот копыт и сразу поняла: случилось то, чего они как раз боялись.
Ягоды в тайге собирать, конечно же, никому не возбранялось, однако на дворе стоял 1938 г., и они – дети репрессированных, в отличие от сверстников, во время школьных каникул должны были не болтаться без дела, а почти бесплатно работать в колхозе. За все лето им ставили не более 10 трудодней. Подростки в тот день не пошли выполнять возложенную на них трудовую повинность, решив пополнить скудные запасы провианта своих семей, однако в хозяйстве, судя по всему, их хватились.
- Верно толкуют, что яблоко от яблони не далеко падает, - не скрывая злобы процедил сквозь зубы колхозный полевод, когда догнал ребятишек и стал гарцевать вокруг них на разгоряченном коне, угрожающе подняв над головой кнут.
- Я научу вас – выкормышей врагов – трудиться на общую пользу, а не думать о своем прибытке.
Построив подружек гуськом, мужчина, чертыхаясь, погнал детей к правлению колхоза, где их ожидало начальство для воспитательной работы.
Этот невеселый случай из далекого детства, подернутого дымкой времени, навсегда врезался в память Веры Ивановны Жигаляк (в девичестве Домрачеевой). Несмышленым ребенком в 1934 году привезли ее в Сургут. Раскулаченных родителей девочки, которые были родом из деревни Ельцово Казанского района Тюменской области, направили сюда на поселение, как тогда говорили, на перековку.
Местная спецкомендатура выделила репрессированным место для проживания в одном из бревенчатых бараков, который располагался в районе нынешнего православного Свято-Преображенского храма. За ним начинался пустырь, который простирался вплоть до старого Сургута. Рядом шла грунтовая дорога. Она соединяла рыбоконсервный завод, вокруг которого стояли бараки, с остальной частью населенного пункта, располагавшейся за Саймой.

Жизнь в бараках
Жилище семьи Веры, в которой кроме нее было еще трое детей – сестра и два брата – представляло собой небольшую комнату площадью около 20 кв.м. и крохотную кухню. Мебели спецпереселенцы ни своей, ни казенной не имели, поэтому отец смастерил ее из досок.
В доме обитали еще три семьи, две из которых, так же как и новоселы, являлись репрессированными. Примерно такое же соотношение между вольными и теми, кто стоял на учете в спецкомендатуре, было и во многих других «деревяшках», стоявших по соседству. Видимо для того, чтобы сотрудникам НКВД было проще контролировать умонастроения спецпереселенцев, их селили довольно компактно, поэтому в Сургуте со временем появилась что-то вроде слободы, где проживали такие люди. Мать Веры, Надежду Григорьевну, направили в колхоз, а отца – Ивана Никифоровича – в леспромхоз.
Первое время семья на новом месте жила почти впроголодь. Когда в 1936 г. ей удалось завести корову, с продуктами питания стало полегче, однако их все равно не хватало для того, чтобы детей можно было кормить вдоволь. По этой причине весной они нередко ловили снегирей, из которых мать варила суп. Брат и сестра Веры имели одну пару на двоих.
Сколько в конце 1930-х гг. было репрессированных в населенном пункте Вера Ивановна точно не знает. Она тогда была ребенком, поэтому не задавалась этим вопросом. Только помнит, что летом по утрам на распределение на принудительную работу в правлении колхоза собиралось от пятидесяти и более детей спецпереселенцев.
Прибавьте к этому числу ребятишек, не достигших 8-летнего возраста, которых к этой повинности из «гуманных» соображений не привлекали. К тому же это сельхозпредприятие в Сургуте не являлось единственным местом, где использовали почти дармовой труд тех, чьи родители по какой-либо причине стали не угодными советской власти. И к взрослым, и к маленьким «своим» врагам, большинство из которых потом было реабилитировано, она относилась одинаково жестко.
Одним из доказательств служит следующий факт. Примерно в 10-летнем возрасте Вера очень серьезно заболела малярией. Надежда Григорьевна в то время находилась, так сказать, в командировке – пасла колхозных овец на заимке, которая располагалась за Обью, почти в 25 километрах от Сургута. Когда женщина узнала, что дочь чуть ли не при смерти и уже который день лежит в постели с температурой за сорок градусов, стала слезно проситься съездить домой. На это ей дали разрешение далеко не сразу.

Страх
«Наша мама всего боялась, никогда не говорила о политике, - вспоминает Вера Ивановна. – Она и нам категорически запрещала в школе, на улице принимать участие в каких-либо беседах, которые касались Сталина, коммунистической партии, советской власти»…
Кто-кто, а Надежда Григорьевна знала не понаслышке, чем это могло закончиться. О том, что над головами спецпереселенцев постоянно витал «карающий меч» НКВД, они не забывали ни на секунду. Аресты этих людей продолжались и в Сургуте. Как проходил один из них, Вера видела зимой 1937 г.
Тогда она ночью проснулась от доносившегося с улицы ржания коней. Девочка прильнула к окну и сквозь разыгравшуюся пургу увидела, что к соседскому дому подъехали две кошевки, в которых находилось несколько человек в форме, вооруженных винтовками. Постучав в дверь, прибывшие по-хозяйски вошли в квартиру репрессированных Урубковых. (Урубков Гаврил Ефимович, 1886 г.р.)
Через пару минут в ней загорелся тусклый свет керосиновой лампы, в помещении замаячили чьи-то тени. Вскоре во двор вывели растерянного главу семьи, застегивающего на ходу тулуп, посадили его в одну из кошевок и повезли в сторону старого города. Никто из близких арестованного даже не вышел на крыльцо, чтобы с ним проститься, им, видимо, это сделать не разрешили. Своего соседа Вера больше никогда не видела.
Когда в 1948 г. девушке исполнилось 18 лет, мама каким-то чудом достала ей паспорт (детям спецпереселенцам их тогда не выдавали), и она уехала в Тобольск, где поступила в медицинское училище. Затем вышла замуж. В Сургут Вера Ивановна вернулась в 1960 г., когда после смерти Сталина в стране многое изменилось, и поэтому уже не было особой нужды скрывать неподходящее политическое происхождение.
Сегодня ветеран, отдавшая много лет защите здоровья людей, по-прежнему живет в городе. Когда ей приходится проезжать на автобусе по улице Мелик-Карамова мимо того места, где когда-то стоял их дом, иногда становится очень грустно, вспоминается тяжелое детство. Его у нее, по сути, не было.

Источник: Атаманенко,  А. «Пропавшее детство Веры»// Газета «Новости Югры». - №147 (17110). - 18 декабря 2004 г. - С.3

Фото семьи

Жигаляк Василий и Вера. 1952 г.

Сестры Домрачеевы Нина и Вера. 1952 г.

Сестры Нина и Вера. 2011 г.