В 1930 г. моих родителей раскулачили. Мама с папой жили очень бедно по сравнению с теми, кого высылали. Семья моего отца была вполне состоятельной. Выращивали капусту и продавали ее. А мама моя из бедной семьи пришла в дом отца. У них только была одна корова, да избушка маленькая. Раз бабушку ссылают, значит и сына с семьей. Пришли, сказали: "Собирайтесь". Ничего не дали взять с собой, только что на себя, да ребенка завернуть. Посадили, повезли. Пришлось ехать зимой. Дорога была очень тяжелой. Было нас трое детей, и самый младший сын у них на коленях. Слез было, горя, болезни... Куда не приедем - все безобразно относились, все кричали: "Это кулаки раскулаченные!", "Богачи!". Никто ничего не давал, даже, ребенку постирать пеленки было нельзя. Вот такое было отношение. Мама мне рассказывала, что у брата Михаила золотуха была, он весь в коростах был. Таким она его и привезла. Болезненный был мальчик. Довезли до Тобольска. В Ямское привезли уже на лодках. Высадили на берег, везде лес, глушь. Стали землянки копать. Мужики пошли рыбу ловить. Скоро зима пришла, холод. Дома построили, рай наступил, жить стало лучше. Им все-таки повезло, что не попали в поселки Сосновку и Сухое. Там очень много умирало. Особенно дети. Хоронили без гробов, потому что делать не успевали. Потом, видимо, до начальства дошло, что не осталось никого. Оттуда живых вывезли,  селение замолкло. Говорят, что там болото недалеко было, люди болотным газом травились. У отца были организаторские способности, нас вскоре переселили на новое место. Называли Голенький. На этом острове жили рыбаки, плели сети, рыбачили. Потом привезли в Банное, где мы много лет прожили. Я училась в Банном, потом на Черном Мысу. В 1947 г. отца арестовали и посадили. Папа работал председателем колхоза на Банном с 1935 по 1947 гг. Колхоз был передовым. На сельскохозяйственную выставку ездил. Потом его на Высокий Мыс перевели. После ареста отца мама осталась с детьми одна. Я самая старшая. И началась тяжелая жизнь. Во время войны я закончила 9 классов, 10-й класс - в Сургуте. Училась в техникуме. По окончании год работала в Нижневартовске, после в Сургутском районе, из района назначили работать в Ямской школе. Снова я возвратилась в Ямское. Было трудно, ученики в школе считали меня городской. Какая же я городская? Я тоже была переселенкой, как и они. Некоторые потом уже узнали, а вначале относились предвзято.  В Ямской улица была одна, длинная. Дома хорошие, но однотипные. На две половинки - в одной половинке один хозяин, другой половинке - другой. И скот уже был. Но нищета полная. Это же был 1948 г. Жили очень трудно. На покос ездили босиком, женщины уставшие, измотанные. А дома еще семья, хозяйство. Но позднее жизнь изменилась. Люди стали позажиточнее, скот стали содержать, хлеба стало достаточно. Карточную систему отменили. Жили дружно, друг другу в гости ходили, песни пели. Отношение к Сталину, это как сейчас к Богу. Несмотря на жестокость, на то, что высылали. Они не имели права говорить. Когда Сталин умер - все село рыдало. Собрались все, речи такие говорили. Откровенно говоря, я сама тогда переживала. Думаю - ну все, лишились мы всего. Сталин умер - значит, ничего не будет. Все боялись говорить. Потому что знали, что стукачи есть. Несколько человек увозили у нас, садили, семьи оставались. Увозят, и больше человек не приезжает. Семья остается. К семье отношение очень тяжелое. Комендант все время приезжает, все отмечает, спрашивает. Жизнь в 1956-1957 гг. стала налаживаться. Заготавливали рыбу, солили. И когда уже началась жизнь - люди воодушевились, и из Ямского не хотелось уезжать...

По воспоминаниям Колупаевой (Ситниковой) Ираиды Тимофеевны

Источник: Времена. Сытоминский сельский совет: антология воспоминаний /МКУК "СРЦБС", Центральная районная библиотека им. Г.А. Пирожникова; Отдел краеведческой литературы и библиографии; сост. В.А. Чирухин. - Омск: Омскбланкиздат, 2013. - С. 293-302