Иванова (Овчинникова) Клавдия Сергеевна

Родилась она в далеком 1919 г.  в небольшой деревеньке, близ Астрахани в многодетной семье. Три брата, в том числе и ее отец, самый старший, имели свой флот, состоящий из трех больших лодок – рыбницы, пробика, подчалка. Жили они вместе и хозяйством пользовались сообща. В путину нанимали работников, все было по-честному, высчитывалась только аренда флота и стоимость сетей, весь улов делили поровну.  Неводы в те годы изобиловали  осетриной, селедочкой и еще селедкой под названием «залом», что достигала приличных размеров. Весь этот совершенно фантастический, для наших дней, улов, дружная семья солила, коптила, вялила, сдавала в рыбокомбинат. Кроме того в хозяйстве было пять лошадей и пять коров, благо сена-то вдоволь. Домашней птицы и вообще не счесть: куры, индейки, гуси. Огромный фруктовый сад, кусты малины, крыжовника, смородины, ухоженные грядки с овощами. Отец Клавдии Овчинниковой [Сергей Степанович Иванов] в 1914  г. принимал участие в боях с Германией, был ранен, потерял ногу и попал в плен на два года. За это время выучился на агронома, в совершенстве овладел немецким языком. И когда вернулся в Россию, никто из сельчан не упрекал и не корил в «предательстве». Но наступили суровые, 30-е годы. Раскулачивание проходило по однообразному сценарию. В черные списки попадали люди работящие, у которых хозяйство было образцово-показательным. К ним в дом пришли и без лишних разговоров реквизировали флот и скотину, а отца посадили на полтора года в тюрьму. В принципе, можно было бы и откупиться, но знакомый юрист заверил, что ведь придут ни сегодня-завтра снова и оставят семью вообще ни с чем. Даст Бог, за время отсидки Сергея Степановича о них позабудут, и все проблемы улягутся сами собой. Забрали отца работать в арестантский сад в Астрахань и старших братьев компанию в «Бахчевой союз», арбузы разводить. Вот и осталась одна мать с тремя малолетними дочками на руках, самой маленькой было всего три годика. До возвращения отца оставалось полтора месяца, и мать поехала к нему на свидание, а девчонками присматривали соседки. Как вдруг во двор вошли активисты села да понятые. Клавочка, в тот момент на дереве сидела, лакомилась тутовником, затаилась, сразу поняла, зачем пришли эти люди. Но ее нашли и взяли под арест, описали имущество. А затем трех сестренок этапировали в небольшому суденышку. Тут мать подоспела, со слезами бросилась она к своим дочуркам. Впопыхах ничегошеньки не прихватили они из отчего дома, прямо хоть пропадай.  Привезли в солдатские казармы в Астрахань, там всю семью собрали в полном составе  и отправили якобы в Котлас, по железной дороге. В вагоне размещалось по 40 человек, на сутки полагалось только два ведра воды, практически не кормили, в туалет не выводили. Через неделю люди стали умирать, вначале слабые и старые, затем ослабевшие ребятишки. Было невыносимо тяжело. Наконец, прибыли в Тобольск, где впервые дали возможность измученным людям помыться в сточной воде от неподалеку находящейся армейской бани.  Опять дорога, только на сей раз водная, погрузили репрессированных на пароход «Усилевич» и повезли в неизвестном направлении. Наступило 17 августа, пароход пришвартовался чуть восточнее Сургута, а кругом лес, лес и лес. Пока не грянули сибирские морозы, прибывшие строили себе жилье. На один дом планировалось проживание 12 или 14 семей. Незаметно родился и вырос поселок [Черный Мыс]. К нашему сведению, события тех далеких дней разворачивались на нынешней улице Мелик-Карамова. Первую зиму зимовали без крыши, греясь по очереди у маленькой железной печурки. Морозы были лютые, температура достигала 50 градусов, люди замерзали. Кое-кто из репрессированных построил шалаш или землянку, но там было не намного теплее, чем на улице. Единственное деревянное строение с крышей – школа для ребятишек. Только вот беда – все они босые да раздетые. Наша маленькая Клава щеголяла в одной калоше, прикрученной веревками, вторую ногу согревал мамин шерстяной платок. Нежданно-негаданно пришла радость, ребенка за отличную учебу премировали раскроем на чирки, эдакими кожаными гольфами,  и отрезом на платье. В 1933 г. была построена школа-семилетка для переселенцев, два дома выделили под общежитие. Учителя стали ходатайствовать, чтобы власти дали возможность продолжить учебу, особо одаренным детям. В 1936 г. Клавдия Овчинникова поступила в Тобольское педагогическое училище. Отца опять забрали, и больше она его никогда не видела. Три года прожила в общежитие, живя только на стипендию в 75 рублей, из этих денег 65 рублей уходило на питание, но она не унывала – на киношку и чулки хватало.  Закончила училище с отличием, предложили учиться дальше в вузе, но отказалась. Побоялась, начнут копаться в биографии, припомнят «грехи» отца и вся ее жизнь будет «запятнана». Уехала учиться в село Куларово, там и вышла замуж. Перед началом войны вернулась в Сургут, но на работу в школу принять отказались. Так началась ее трудовая  деятельность в детском садике «Березка», оттуда и проводили ее на заслуженную пенсию. Всю жизнь беспокоила ее судьба отца. Знать бы, где ее могилка, в какую сторону поклониться? На все ее запросы наши следственные органы давали туманные и противоречивые сведения. Только в 1991 г., после стольких лет неизвестности, выяснилось, отца расстреляли и похоронен он в Ханты-Мансийске 26 марта 1938 г. на территории политической тюрьмы. А всего свыше 90 узников убито и захоронено в той братской могиле. Сейчас уточняются списки безвинно пострадавших, чтобы на месте казни водрузить стелу и золотыми буквами написать их имена. Жертвам репрессий выданы удостоверения, на основании которых им полагаются определенные льготы. Что же касается закона о возврате отобранных в 30-е гг. ценностей и недвижимости, то это оказалось невозможным. Где взять свидетелей тех лет или хотя бы какие-то документы, подтверждающие факт изъятия. Материальные блага вернуть невозможно, а  как быть с моральной компенсацией? Как мало их осталось  на белом свете, они люди скромные, не ропщут на изломанную судьбу, все ждут хоть какой-то справедливости на старости лет. Мечтают дожить до счастливого момента – открытия памятника жертвам репрессий, только вот беда, он еще пока в проекте, а люди они уже старые, как бы не опоздать с моральной справедливостью. 

Источник: Тиунова О. «Репрессированные»// Газета «Нефть Приобья» № 33. Сургут. 12 августа 1995 г. – С.5