Первеев Павел Михайлович

Я родился в 1934 году в г. Ставрополе. Мои родители - Первеев Михаил Акимович, отец, Первеева Елена Ивановна, мать. Отец работал на железнодорожной станции весовщиком, а мать домохозяйкой. Мы жили на окраине города. Недалеко от же¬лезной дороги был свой дом, глиносаманный, огород. Я, как постарше был, матери помогал, да за братьями присматривал.
Жили мирно, все было хорошо, а потом началась война. Мы были целый год под оккупацией. Отцу пришлось устроиться на прежнюю работу. Нас было четверо иждивенцев. Братья матери были в Красной Армии. Когда их везли поездом на фронт, они попали под бомбежку и погибли. Отцовские братья тоже на фронте погибли. Красная Армия пришла в Ставрополь осенью 1943 года, а в декабре месяце началась эвакуация. Мать и отец говорили, что нашу нацию, калмыков, выселяют на север. К дому вечером подъехала машина. Отец и мать быстро нас одевали, кое-что в мешки складывали. Потом нас повезли на станцию. В вагоне стояла печка железная. Она то¬пилась день и ночь, на ней чай кипятили. Калмыки - любители чай пить. Поезд, если где остановится, то люди стучали в во¬рота, чтоб открыли покойников выбросить. Их оставляли пря¬мо на земле.
Нас очень долго везли. Во время остановок эшелона мужи¬ки готовили топливо, кто-то менял одежду на еду. Старики помирали и дети слабые. В вагоне холодно было. Наконец, нас привезли в Омскую область, выгрузили в Омутинском райо¬не. Там жили до весны на квартире. Когда снег растаял, я с матерью ходил на пашню, собирали пшеничные колосья, су¬шили, мяли. У соседей были жернова, которые зерно мололи на крупу и муку. Кашу варили, лепешки стряпали. Какие вещи были новые, все сменяли на продукты, картошку и молоко. А в 1944 году нас опять погрузили в вагоны и повезли в Омск. Затем - на Север.
Привезли в деревню, стоявшую на берегу Оби, ее раньше называли Пилюгино, там был рыболовецкий участок. Весной 1945 года мы переехали в поселок Озерный (отец хлопотал через комендатуру, чтобы быть ближе к другу, Доржееву Михаилу, с которым познакомился в дороге). Дали нам полдо¬ма. Отец был конюхом, а мать - телятницей и свинаркой. Вой¬на кончилась, мужики вернулись домой: братья Тагильцевы, Варнаков Георгий Матвеевич, Дарский Иван (дошли до Бер¬лина), Перевозкин Семен.
Жили люди хорошие. Нам дали корову. Отец рыбачил. Осень стояла холодная. В то время не было сапог резиновых, их заменяли сохни (головки - кожаные, голяшки - брезенто¬вые). Головки износились, были заплата на заплате, и отец пошел в контору просить на ноги обувь, но не тут-то было. В то время в колхозе был председателем Т., главным бухгалте¬ром - П., главным животноводом - П. Вот эта тройка не дала ему бродни. Отец не пошел на рыбалку. Как раз пришел катер под названием «Быстрый». На нем приехал из Сургута районный комендант С. Отца вызвали в контору (приходила на дом техничка). Отец не пошел, тогда они пьяные пришли на квар¬тиру, вытащили его из дома и поволокли в контору. Там его избивали. На другой день увезли в Сургут, а зимой осудили за невыход на работу. Присудили 5 лет тюремного заключения. Мать одна работала. Я был вынужден бросить школу. Мате¬ри помогал, убирал навоз, телятам сено подвозил и в ясли ра¬стаскивал. Мать варила свиньям мороженую картошку. Вот ее украдем, я домой принесу братьям, они довольны. То пойло телячье тоже украдем, домой принесем. Питание плохое было, хлеба выдавали по 350 граммов на члена семьи, а мать полу¬чала чуть больше. Весной пахал я колхозное поле, картошку мороженую собирали, пекли, ели. То кто-нибудь даст рыбы соленой или свежей. На ноги нечего было надеть, так носили «кандалы»: подошва - деревянная, верх - брезентовый. Так мы с матерью прожили вместе до 1947 года. В 1947 году мать за¬болела, ее увезли в больницу в Тундрино. Мы остались одни, я - старший и два брата.
Я стал работать в колхозе. Был у нас Яковлев Артемий Ива¬нович, конюх, он меня взял помощником. С утра и допоздна при¬ходилось работать на конюховке: овес засыпал по кормушкам, сено в ясли раскладывал, гонял лошадей на водопой. Соседи, калмыки, моих братьев забирали ночевать к себе. Весной меня взял в гребцы почтальон. В то время пришло извещение, что отец похоронен в Тюменской области, в Заводоуковске, в лаге¬ре леспромхоза. Я знал, что отца нету больше на свете, и по¬ехал в Тундрино в больницу к матери. Она, увидев меня, все время плакала, не могла подняться, была худая - кожа да кости, просилась домой. Я ей сказал, что, мол, на другой раз приеду и увезу, про отца ничего не сказал (старшие женщины-калмычки так посоветовали). Вскоре почтальон сообщил: «Мать ваша умерла на другой день после встречи»...
Мой младший брат упал и вывихнул ногу. В больницу его не возили. Был в деревне фельдшер молодой, Коваленко, он брату йодом ногу помажет - и все. Сухожилие стянуло, нога стала гнить [начал развиваться] туберкулез костей. И вот наступает весна 1949 года. Пришел первый катер - «Быстрый». Мои братишки вместе с деревенскими ребятишками побежали на берег. С катера вышло начальство, а мой брат с костылем скачет (ему один дед сделал костыль). Один из начальников подошел к нему, спросил: « Как тебя зовут?» - и пошел дальше в колхозную контору. Через некоторое время врач и я повезли Николая на лодке в поселок Высокий Мыс. Там приставали пароходы, там мы расстались. Он поехал с врачом в Ханты-Мансийск. В Ханты-Мансийске в 1949 году моему брату сде-лали операцию, отрезали ногу. Тогда я не знал, кто был тот начальник. Позже мне сказали, что это - Бахилов, и я ему был благодарен. Но связь с братом я потерял.
Мы остались вдвоем с Владимиром. Я уже ездил на лесо¬заготовки, а в 1950 г. - самостоятельно возил древесину на лошадях в речке Каркатеевой и на Майском участке. Осенью уезжали на лесозаготовки, в апреле возвращались домой, в колхоз, а в колхозе - посевная, потом покос, уборочная. Сено возили, молотили зерно. Были мы под надзором. Если ты забо¬лел и не вышел на работу, то комендант вызывал и угрожал наганом. Был у нас до 1956 г. комендантом в деревне Гуральников. Документов не было никаких. День работаешь, брига¬дир ставит палочку в тетради, что, мол, один трудодень зара¬ботал - 3 рубля.
В 1956 году к нам в поселок Высокий Мыс приехал Черемных Лев Дмитриевич, второй секретарь райкома партии, и я пошел узнать, где мой родной брат Николай. Через некоторое время пришел ответ, что, мол, ваш брат находится в детском доме, жив-здоров, учится в школе в Упоровском районе Тю¬менской области. Мы стали переписываться. В 1959 году мы встретились с братом в Тюмени через 10 лет после расстава¬ния... В 1957 году, когда был массовый отъезд калмыков, Вла¬димир уехал в Калмыкию, работал на стройке каменщиком, служил в армии, вернулся в Элисту... Младший брат позднее тоже переехал в Калмыкию.

Источник:
Политические репрессии 1930-40-х годов в воспоминаниях и личных документах жителей Ханты-Мансийского автономного округа: Сборник документов / Сост.: Е.М. Брагина, Ю.В. Лазарева, Л.В. Набоков. – Ханты-Мансийск: ГУИПП «Полиграфист», 2002. – С. 163-166

Фото семьи

Первеев П.М. с матерью с Первеевой Еленой Ивановной. Ставрополь. Начало 1940-х гг.

Первеев Михаил Иванович. Ставрополь. Конец 1930- х гг.

Первеев П.М. на работе в Юганском участке Сургутского леспромхоза. Сургутский район, с. Угут. 1958 г.

Первеев П.М. в центре. Ханты-Мансийск. 1960-е гг.

Документы

Справка о признании пострадавшим от политических репрессий. 1994 г.

Справка о реабилитации. 1994 г.