Бронников Семен Данилович (1899 г.р.) - глава семьи
Бронникова Евдокия Андреевна (1904 г.р.) - мать
Бронников Максим Семенович (1925 г.р.) - сын
Бронникова Анна Корниловна (1850 г.р.) - свекровь
Место жительства до ссылки: Уральская область, Тобольский округ, Тобольский район, Аремзянский сельсовет, дер. Аремзяны. В 1930 г. были высланы в дер. Романовская половинка, Сургутский сельсовет, Сургутский район. Позже переехали в пос. Черный Мыс, Сургутский сельсовет, Сургутский район.
Источник: Список переселенцев, высланных в 1930 г. в Сургутский район из округов Уральской области. Составлен отделом кадров Ханты-Мансийского леспромхоза в 1933 г. //Государственный архив Ханты-Мансийского автономного округа - Югры (ГА ХМАО). - Ф.58. - Оп.1. - Д.2а. - Л.1 - 88 об.
- Личная история
- Видео (0)
- Публикации (0)
- Комментарии (0)
Бронниковы Семен Данилович и Евдокия Андреевна
Мои родители – Бронниковы Семен Данилович (10 сентября 1899 г. р. - 1961) и Евдокия Андреевна (5 июля 1904 г. р. - 1963), в девичестве Косыгина, жили в д. Нижние Аремзяны Тобольского района. До 1930 г. у них было двое детей. Родители жили вместе с братом Григорием Даниловичем и сестрой Пелагеей Даниловной, потом совместно построили новый дом для моих родителей, только ворота не успели поставить. К моменту выселения у нашей семьи был участок земли, две коровы, две лошади в домашнем хозяйстве. В начале 1930 года их раскулачили. Перед тем, как выслать, мужчин держали в холодном сарае, пока женщины с детьми не покинули деревню. Маму, с двумя детьми, зимой, с сестрой отца, отправили на лошади. С семьей моего дяди Григория поступили также: у тети Лизы было двое детей, с ними отправили бабушку. Моего отца посадили в тюрьму. Забрали абсолютно всё, с собой разрешили взять только самое необходимое. И вот, зимой, с детьми в розвальнях, на необъезженной лошади, нас отправили на Север. По дороге у мамы заболела грудная дочь – ребенок умер, хоронить не разрешили. В пути у лошади сломалась оглобля, хорошо, что следом везли семьи маминых братьев Косыгиных – Тимофея и Акима Андреевича, которые помогли женщинам сделать оглоблю. Папу выпустили из тюрьмы только через пять месяцев и разрешили вернуться к семье. Доехали до Романовской Половинки, где их разместили, а потом отправили на Черный Мыс. Папа работал на рыбозаводе, на добыче рыбы – звеньевым. Бригада состояла из молоденьких девчонок. Дома он бывал редко, а мама работала в колхозе, виделись только ночью. Несколько раз в неделю они должны были отмечаться в комендатуре. На Черном Мысу родились: Александр (в 1935 г.), я – Галина (в 1938 г.), сестра Валя (в 1941 г.). Ходить далеко нам, детям, не разрешалось, да и недосуг: домашней работы хватало. Помню адский труд – носить воду из-под крутого яра по взвозу, что назывался Закрякинский. Закрякин следил строго, чтобы ступеньки были чистыми. Он жил в соседнем доме, и мы боялись его. Но, все равно, потихоньку «партизанили»: катались на ступеньках взвоза. Жили мы на улице Набережной, сейчас это улица Нагорная, в половине дома, а во второй половине жили Барановы – дядя Петя и тетя Пана – очень добрые люди. Тетя Пана, крестная моего брата Александра, мы звали ее Лелей. Унижение чувствовали мы все. Дошло до того, что у нас отобрали землю – не разрешили пользоваться, и огород простоял пустой, а мы остались без картошки. Объяснили это тем, что мужчины работали на рыбзаводе, а надо было в колхозе. Землю под огород отвели в Затоне, где болотные кочки и озера. Мы с сестрой на этом озере даже катались на обласе. Старший брат – Максим, был на фронте, вернулся с войны контуженный, средний – Александр, закончил 10 классов. Ему не выдавали паспорт, чтобы никуда не уехал, но он все-таки смог уехать, без паспорта, и поступил в институт в Томске. Даже в школе и то нас объединяли в отдельный класс – «колонков». Меня не принимали в пионеры, а ребят из Банного называли «туясниками». К окончанию войны стали отбирать землю: сначала половину огорода, а затем – полностью. В 1946 г. пришлось раскорчевывать новый огород, среди болотных кочек. В 1947 году на этот огород, по ул. Октябрьской, перевезли рыбацкую избушку, и мы в ней жили. Начались холода, а для скотины не было стайки. Папа – на рыбалке. И я только позже поняла, что таких женщин, как моя мама, не сломить. Она собрала нас, взяла санки, и вместе с нами пошла в лес. Там мы нарубили елок, их привезли, и из них построили стайку, обложили сеном и зиму пережили. Потом папа срубил нормальную стайку. В 1947 году отменили карточки, и можно было досыта, хотя бы один раз в день, поесть черного хлеба с солью. А потом душили налогами: если есть лошадь – отдай ее на всю зиму, на лесозаготовки, корова – сдай все молоко на молокозавод, куры – сдай яйца, овца – сдай шерсть. Вот так и жили. Братьев не стало: Александра убило током в 1956 г. на преддипломной практике, Максим умер в 1958 г. Папа умер в 1961-м, а мама – в 1963 году. В 1957 г. я поступила учиться в Тобольский рыбопромышленный техникум, окончила его в 1960 г. с отличием. Сестра Валя тоже окончила этот техникум и уехала на Восток, умерла она в 2009 году. Легче стало жить в 1957-м, когда приехала нефтеразведочная экспедиция, в магазины стали завозить различные продукты для геологоразведчиков, и нам доставалось. Я работала на Сургутском рыбокомбинате до 1990 г. и, вспоминая прожитые годы, хочу сказать, что, несмотря на репрессии, унижения, все равно жили дружно и весело, помогали друг другу, особенно при строительстве домов.
Источник:
По воспоминаниям дочери Галины Семеновны Бронниковой.// Переселенцы поневоле: Сборник воспоминаний спецпереселенцев 1930-1940-х гг. Сургут и Сургутский район. Курган: ООО «Полиграфический комбинат «Зауралье», 2014. С. 60-63