Хлебопашцы, крестьяне мы были. Жила семья богато. В семье мужики все ядреные были. Достаток через мозоли давался, работали помногу. Жили в степи, под Челябинском. Леса там мало, не то, что здесь, но земли много было. Бери и паши. В роду все по сто лет жили. И отец век прожил, и дед. На жизнь меня дед наставлял, в семье он хозяином был: и к охоте приучал, и на земле трудиться. В НЭПе немного вольно пожили, поднялся тогда народ. А потом всех стали сгонять в колхозы. В колхоз все сам отдал: и дома, и молотилки, и амбары кирпичные, и рысаков – все равно бы отобрали. Можно было единолично жить, но я не захотел. Больно было глядеть, как нажитое переводят бестолково. Дядя мой противился власти, его с семьей отправили на поселение в Сибирь. С ними и я поехал, не хотел от родных отстать. Ехали тяжело на баржах. Много людей умерло от заразы. У меня тоже два мальчика умерли, больше Бог и не дал сына. Завезли народ в тайгу, выгрузили. Выменял у остяков топор да пилу, пуще ока берегли инструмент, боялись сломать и потерять. Сначала землянки вырыли. Рыбачили, охотились. В лесу всего полно было, глухари по осени на крыши садились. Только ружей мы не имели, смастерили луки, силки, слопцы в ход пошли. У остяков учились, они по промыслу смышленые. Перезимовали кое-как. Много народу тогда погибло. В другое лето лес заготовили, окантовали, высушили, срубы стали расти. Тайгу корчевали, пашни завели, смотрим, жито, ячмень, овес вызревают, огородина родит. Для пшеницы лето короткое здесь, перестали ее сеять. Тут и лес кормит, ореха много: трудись – не ленись. Обжились люди, скотинкой обзавелись. Только вот загорелась тайга. Много леса погибло. В нашей деревне только два дома сумели отстоять. Но мужики хорошими хозяевами были, и опять деревня возродилась. А по весне на поля тетерева на ток играть собирались. Хорошо скоро опять стало, отстроили все, помогли друг другу. Дома в ряд поставили, тротуары кругом пробросили. Пашни более 150 десятин устроили, покосы богатые. Бывало на праздники, особенно на Троицу, выходят на лужок вся деревня: и стар, и мал, песни поют, играют, пляшут. Я в охотники записался, мне воля дороже всего. Сам себе хозяин. Двадцать лет пушновал с остяками в тайге. В 30-е гг. на Куль-Егане напасть на остяков была, почти все вповалку лежали. Олени по тайге разбрелись. Комаровых да Каймысовых Бог пожалел, жили они потом на Вате. Вот и Погорельск ныне пустой стоит. Как узнали, что из колхоза выйти можно, весь народ разбежался, трактора на улице забыли заглушить. Нельзя человека неволить. Я пожил пару лет, думал, может кто вернется. Потом заскучал, съехал на Вату».

Николай Федорович Удачин прожил целый век, сейчас на Вате живут его потомки – внуки и правнуки.

Источник: Кондрякова Г.В. Жила-была деревня: к 75-летию ХМАО – Югры/ Г.В.Кондрякова; худож. оформл. С.П. Лозовой, И.В. Кондрякова. – Сургут: СТ, 2005. – С. 15 – 20.