В тот трагический 1932 г. мои родители внезапно покинули свои обжитые места. Зимой, в холод, они были выселены на этот Север. Что же мне считать ближе моему сердцу - или южный Урал с деревней Клепалово и Огневой в Богоряцком районе, или Сытомино, где волею судеб я вынужден был родиться? Время прошло, время расставило уже все свои точки - безусловно, там, где ты родился, там, где провел детство, этот край является для тебя наиболее родным. Мне Сытомино всегда напоминает, и особенно Зарям, когда я туда приезжаю, - в моей душе всегда реквием, потому что у меня там умерли мои деды, бабушки, умерли подорванные тяжелым нечеловеческим трудом, теми невзгодами, которые они там перенесли, как и сотни других людей. Реквием у меня наступает тогда, когда я прохожу в сторону Смоляного через эти поля, которые они раскорчевывали и на которых они положили свое здоровье, где когда-то пробовали выращивать зерновые, овес. Ничего там не росло, но росла чудесная картошка. Все мы были дети переселенцев, только в 1953 г. была отменена комендатура, до этого мы все имели паспортный режим и каждый, кто должен был выехать, обязан был получить разрешение в комендатуре. В это время мы столкнулись с формированием двойственности своего характера. Мы как разряд репрессированных, так будем говорить, мы это все понимали, хотя в семьях разговора не было. Но я должен с большим чувством благодарности сказать, что ни у учителей, ни у местного населения никогда не было какого-то намека, вот даже ни одного эпизода я не могу припомнить... Но мы все время об этом знали. После окончания Зарямской школы, я уехал в Сургут в среднюю школу, большинство ребят уехали в Тюмень. Я помню, как мы их провожали. До сих пор рассказывают, как один калмычонок Басханжа, которому не разрешили учиться после седьмого класса, он страшно хотел учиться, и он проник на пароход. Там его мальчишки  закопали в уголь, и пароход поплыл. Таким образом добрался до Тюмени. При каждой станции его опять зарывали в уголь на этом пароходе. Он закончил сельскохозяйственный техникум, потом Новосибирский финансово-кредитны институт, и сейчас чуть ли не министр финансов Калмыкии. Самое радостное событие, которое мы пережили - это окончание войны. Мы это помним. Я помню этот день, когда было объявление, когда мы босиком бежали на площадь к рыбзаводу. Вся деревня бежала, все радовались. Я такой радости больше никогда не видел, вы понимаете - никогда не видел. Я помню и трагедию, когда мы все плакали навзрыд, - это умер Сталин. Мы можем по-разному расценивать ситуацию. Но это было наше восприятие, что Сталин есть стержень и основа всего, что сегодня есть вокруг. А теперь я абсолютно ничего не могу сказать, потому что это было жестокое время, это был жестокий тиран. Другое дело, что, может быть, такие тираны для России и нужны! Потому что теперь не жизнь, когда демократия, но демократия в том понятии, что нет закона действующего. Родители своим образом жизни привили честность, порядочность, чувство ответственности, доброту... Я шел из школы и пионерский галстук снимал перед заходом в дом, потому что у бабушки это было знамение дьявола. Дома со стороны родителей никакого обсуждения не было. Я ни разу не слышал, чтобы кто-то что-то говорил. Потому что, когда они говорили, это было до войны, - тех всех забрали. И они это поняли. Вот Чесноковы, на нашей улице жили, их забрали перед войной. Понимаете? Они были воспитаны, что говорить нельзя. Бабушка, ей было 83 года, безусловно, она вспоминала ту свою жизнь, и она вещи называла своими именами, ей было нечего бояться!.. Бабушка умерла, когда я был в 4-м классе, но в пионеры-то я вступил во 2-м или 3-м классе. И я вступил, и своевременно, и мне было интересно, и мы ходили на эти пионерские сборы... Вот в 3-м классе я читаю "Павлика Морозова, который раскрыл преступную деятльность своих родителей. Естественно я дума, что родители что-то нагрешили. Не могли так вот, за здоровье живешь, сослать. У меня возник еще более глубокий комплекс, и я боялся ехать на родину родителей. В первый раз я поехал в 1957 г., ехал со страхом. Деревня Клепалово в Богоряцком районе. Как нас встречали!.. И после этого я каждый год туда ездил. А до этого - ну, определенно, отец кого-то уложил. Восприятие-то так... Тем более он до этого был посажен, в Шадринске еще сидел. И все время у меня был в этом отношении комплекс. Я поступал в институт, оформлял документы, я всегда старался это скрыть. И когда я говорил с другими ребятами - я ни с кем не делился. Я был очень активен по своей жизненной позиции: Председатель Совета дружиной Сытоминской школы, секретарь комсомольской организации Сургутской школы, член пленума Сургутского райкома комсомола. Хотя бабушка Ленина не любила. Вот эта наша двойственность изначально заложена...

Источник: Воспоминания Клепалова Анатолия Ивановича.// Времена. Сытоминский сельский совет: антология воспоминаний /МКУК "СРЦБС", Центральная районная библиотека им. Г.А. Пирожникова; Отдел краеведческой литературы и библиографии; сост. В.А. Чирухин. - Омск: Омскбланкиздат, 2013. - С. 231-246